Готовя новый материал в рамках нашей исторической рубрики, мы не могли обойти стороной рождение Ангарской швейной фабрики. И, конечно, вспомнили о Вере Григорьевне ПРИВАЛОВОЙ, последнем директоре этого тяжеловеса лёгкой промышленности. Она отдала предприятию 30 лет и до последнего пыталась осуществить, как сейчас кажется, безнадёжное дело - спасти фабрику от закрытия.
Сегодня Вера Григорьевна руководит небольшой швейной фирмой «Сонет» в одном из арендуемых помещений бывшего АЭМЗ. Туда мы и направились.

Государство в государстве
- Вера Григорьевна, в каком году вы пришли работать на фабрику?
- В 1981-м. Мне тогда было 22 года. Я только-только окончила Иркутский институт народного хозяйства и как раз родила. Сидела себе дома с ребёнком, как вдруг ко мне приходит прокуратура и спрашивает, почему я ещё не устроилась отрабатывать. Время было такое - после получения диплома отрабатывали три года. Даже пригрозили дело завести. Так я устроилась на Ангарскую швейную фабрику. Честно, почему-то не представляла себя работающей на швейной фабрике. Но оказалось, что это моя судьба.
- Молодым людям вроде меня сложно представить масштабы Ангарской швейной фабрики. Насколько большим было производство?
- Это была махина! Фабрика являлась одним из крупнейших предприятий лёгкой промышленности в Советском Союзе. На целую страну таких было всего пять. Фабрика строилась как спутник комбината, чтобы обеспечить женщин работой. Это было отдельное государство в государстве. У нас были свой медпункт, стоматологический и процедурный кабинеты. Был свой клуб, в котором ставили спектакли. На балансе предприятия числились 4 детских сада, профилакторий и пионерский лагерь. На фабрике трудились 2,5 тысячи человек. 5 швейных цехов работали в две смены, а некоторые даже в три. Чтобы ощутить всю мощь предприятия, нужно на машине времени перенестись на фабрику в пересменку. Когда из цехов и в цеха двигалась такая толпа народа, это было похоже на огромный парад. В первый день работы я сама даже заблудилась на этажах. По наивной молодости испугалась, что не найду дорогу, опоздаю с обеда к рабочему месту, и меня уволят. Потом кое-как отыскала свой цех. Во времена перестройки внедрять новые технологии на фабрику приезжали специалисты из США, Англии и Франции. Они тоже были в шоке от размеров производства. У них-то дома фабрика с 20-25 мастерами уже считалась серьёзным предприятиям, а тут такая громадина!
- Слышал, что за моделями одежды для ангарских женщин наши мастера ездили в Московский дом моды.
- Мы приезжали и на всесоюзные ярмарки, принимали участие в показах, но в то же время сами создавали очень много моделей. Для этого на фабрике работал свой экспериментальный цех, в котором трудилось порядка 50 человек: художники, конструкторы, раскладчики лекал, портные-лаборанты. Каждую модель утверждали на художественном совете. Модельный ряд насчитывал около 160 экземпляров, которые менялись к каждому новому сезону. Фабрика выпускала одежду для всех возрастов, начиная с ясельного. Много шили по спецзаказу Министерства обороны. Каждый день отгружалось до 10 пятитонных контейнеров готовой продукции. В наших болоньевых куртках и пальто ходили жители всей Сибири и Дальнего Востока. Прежний номер телефона у нас сохранился ещё со времён фабрики, и люди до сих пор звонят, спрашивают: «Где можно купить ваши пальто? Ведь только они были такими тёплыми». Мы их шили на шерстяном ватине. Практически всё делалось из качественных отечественных материалов. Например, Улан-Удэнский тонкосуконный комбинат из чистой овечьей шерсти поставлял шикарную ткань, которая на ощупь была как шёлк. Очень жаль, что это предприятие тоже разрезали и распродали.
Новое оборудование выбрасывали из окон
- Вам пришлось возглавить фабрику в 2004 году, в самый тяжёлый период, когда уже была объявлена процедура банкротства. Почему такой промышленный гигант оказался разорён?
- Одна из первых причин - обвал рубля. Не подозревая о грядущем дефолте, прежнее руководство фабрики взяло кредит в размере ста миллионов долларов. На эти средства мы приобрели новейшее оборудование и провели полный ремонт здания. Мы намеревались значительно расширять ассортимент и начать производство полуспортивных костюмов, курток, брюк в стиле кэжуал. Первые образцы нам привезли из США и Англии. Но после дефолта доллар вырос в шесть раз, а вместе с ним в шесть раз выросли и долговые обязательства фабрики. Да и все россияне остались ни с чем, а значит, не могли покупать нашу продукцию. В то же время я даю голову на отсечение: если бы пакет акций фабрики находился у коллектива и мы бы могли самостоятельно принимать решения, швейная фабрика бы выжила. А так мы лишь пытались бороться за то, чтобы обанкротившееся предприятие не продали кому попало. Боролись шесть лет, а потом фабрику всё-таки купили москвичи. Купили всё разом: здание, земельный участок, оборудование. Трудовому коллективу дали гарантию сохранять работу на протяжении трёх лет. По факту мы проработали даже чуть больше, но утром 25 мая 2010 года, придя на фабрику, с удивлением обнаружили, что двери закрыты. К тому моменту на производстве трудились порядка 740 человек, и все остались на улице. Впоследствии кто-то из мастеров разошёлся работать по ателье, мастерским, кто-то - по магазинам. Как потом вскрылось, москвичи изначально планировали пустить здание под торговый комплекс.
- Какова судьба оборудования, которое фабрика закупила перед банкротством?
- Часть новые собственники вывезли к себе на предприятия в европейской части страны. Часть распродали где-то здесь. А часть… они просто выбрасывали с четвёртого этажа. Уникальный автоматический раскройный комплекс можно было продать. Я даже нашла покупателя, готового приобрести оборудование за миллион, ему только требовалась пара недель собрать деньги. Но владельцы решили не ждать. Раскройный комплекс разрезали болгаркой у меня на глазах.
- А когда родилась идея создать собственную швейную фирму?
- К вечеру того же дня, 25 мая. На следующее утро мы с коллегами проехали по городу, разузнали, где есть свободные помещения в аренду, и остановились здесь. Оно было убитое, всё завалено мусором, окна заколочены фанерой. Нам потребовалось больше двух месяцев, чтобы сделать ремонт. - Здесь в процессе разговора Вера Григорьевна проводит нам экскурсию по помещениям. - Конечно, тесно. Помещение-то небольшое, всего 200 «квадратов». Сейчас трудятся 16 человек. Давно можно было бы подумать о расширении и трудоустроить больше мастеров, но это значит платить за аренду ещё большую сумму, а такого мы себе позволить не можем. Тем не менее даже в стеснённых условиях мы постарались сохранить грамотную технологию ведения дела. Недавно приобрели новые швейные машины. Участвуем в электронных торгах, выигрываем аукционы на пошив одежды. Если расставить флажки на карте России, то получится, что мы работаем с организациями и учреждениями от Петропавловска-Камчатского до Кабардино-Балкарской республики. Шьём мантии для судей, форму для кадетов, обмундирование спасателям и много всего другого. У государственных организаций мы уже на хорошем счету, и, размещая тендеры, они сами просят нас участвовать. Хотят, чтобы мы выиграли, потому что уверены в качестве.
- Перенесёмся на три года назад. Как вы узнали о пожаре в «Центре»?
- Позвонили знакомые - у них сын пожарный, поехал тушить. Я тут же взяла такси. Когда приехала, всё уже было оцеплено. Не знаю как, но мне удалось прорваться за первую линию. А дальше я до часу ночи просто стояла, смотрела и плакала. Всё трещало. Так страшно было. Не могла на здание смотреть. До сих пор жалко. Такое предприятие ушло из истории….
Максим ГОРБАЧЁВ