На этой неделе на экранах в салонах ангарских автобусов пассажиры могли прочесть новость о том, что в Санкт-Петербурге к годовщине гибели Виктора Цоя установлен трёхметровый бронзовый монумент музыканта. Казалось бы, где Питер и где мы? Но это если не знать, что автор монумента - ангарчанин. Скульптор Матвей МАКУШКИН, сегодня житель Северной столицы, после успешного завершения работы над памятником, которая длилась 11 лет, буквально на недельку прилетел в Ангарск повидаться с родными. Мы не упустили такой шанс и тоже встретились со скульптором.

Всё моё портфолио - изрисованные тетради

- Матвей, когда изобразительное искусство стало частью вашей жизни?
- Я всегда рисовал. Сколько себя помню, в моих руках были карандаши и бумага. Изрисовывал задние страницы школьных тетрадей, альбомы, газеты. Видимо, во мне это было заложено. И мой дед Матвей Матвеевич хорошо рисовал, и мой отец Николай Матвеевич отлично владел карандашом, хотя оба нигде этому не учились. Из своей семьи я единственный, кто начал заниматься этим профессионально. Хотя в школе даже не помышлял стать художником, тем более скульптором. Когда заканчивал 11-й класс, на дворе был 1995 год. В моде были экономисты, и я раздумывал идти по этому пути, но слишком долго думал. Пропустил все сроки подачи документов. Тогда, посовещавшись с папой, мама, Клавдия Васильевна, предложила: «Матвей, ты же всё равно рисуешь. Иди в художники!»
Для поступления в Иркутское художественное училище я привёз только исписанные тетради. Никакого портфолио и художественной школы за плечами не было. Конечно, с таким багажом меня не взяли. Директор посоветовала походить на подготовительные курсы и через год попробовать снова. Так я и сделал. Поступил через год и с того момента понял: я там, где надо. Мне было дико интересно учиться.
На выпускном курсе я оказался на выставке бурятского скульптора с мировым именем Даши НАМДАКОВА. Меня так поразило его мастерство, что я захотел попробовать себя в скульптуре. В Иркутске такого отделения не было, и я поехал в художественный институт в Красноярске. За два года подтянул навыки и решился поступать в Академию художеств в Санкт-Петербурге. Есть ребята, которые туда пять раз поступить пытаются, но не могут, а у меня получилось с первого захода. В общей сложности в трёх городах я учился 13 лет без перерыва.
- Как вас приняла культурная столица?
- Я сразу почувствовал, что это мой город. Учился с полной отдачей, окончил академию с отличием. После провёл пару лет в свободном плавании, а в 2010 году меня взяли в стажёры творческих мастерских Академии художеств под руководством академика Григория Даниловича ЯСТРЕБИНСКОГО. Это хорошее подспорье для молодых мастеров встать на ноги и брать первые заказы. Конечно, были и голодные времена без заказов. Но ты всё равно стараешься что-то лепить, пусть фигурки друзей или животных. Если постоянно не оттачивать навыки, они быстро пропадут, как бы блестяще ты ни окончил академию.
- Во времена без заказов были мысли всё бросить и заняться чем-то другим?
- Было и такое. Но мне удалось перетерпеть трудный период. Самое далёкое от скульптуры, чем приходилось подрабатывать, это реставрация. Лазил по строительным лесам, чистил капители и рельефы. Здесь главное - знать, как обращаться с гипсом, которому сотни лет. В Питере иногда отдают реставрационные работы гастарбайтерам. Так они, бывает, такого поналепят! Рельеф какой-нибудь богини изуродуют, а потом скандал на весь город.
Фанаты не дают отцу Виктора спокойно постоять у могилы
- Можете назвать себя поклонником творчества группы «Кино»?
- Я слушал их ещё в 80-х совсем школьником. Даже один раз удалось попасть на концерт. Был май 1990 года. Музыканты приехали в Ангарск, чтобы выступить на арене «Ермак». Мы жили неподалеку, в 177 квартале. В тот вечер я сидел дома с младшим братом и переживал, что не на концерте - денег-то на билет не было. «Ермак» тогда стоял без крыши и звук распространялся на весь квартал. Слушал я, слушал, в итоге не выдержал и побежал к арене, а братишка за мной увязался.
Народу вокруг «Ермака» было немерено! Люди ломились внутрь всеми правдами и неправдами. В ту пору на арене ещё были открытые балконы, так ребята скидывали верёвки своим друзьям. Я же пролез в щель между воротами, которые раскачала толпа. Тогда мне 12 лет было, а потом я понял, как рисковал и собой, и братом. Могли ведь и задавить. Но всё обошлось. Братишка уселся на полупустых верхних трибунах, а я начал продираться в самую гущу, поближе к сцене.
Между рук и ног солдат-срочников из оцепления я в тот раз и увидел Цоя. Он был весь в чёрном, с гитарой. Черт лица я не разглядел, но то, как он держал себя на сцене, запомнил. Менее чем через два месяца Цой разбился. Странно, мои сокурсники часто лепили его портреты и фигуры, а я нет. Я музыку слушал. Наверное, для меня его песни стали своеобразным памятником.
- Наверняка вариантов памятника Виктору Цою было множество?
- Да, в 2009 году был объявлен конкурс, в котором я, будучи уже выпускником Академии художеств, всё-таки решил принять участие. Всего в рамках отбора рассматривали работы 34 скульпторов, и не только из России - даже из США эскизы присылали. В итоге мою версию признали самой подходящей. Она выполнена по известной фотографии Виктора в знаменитой стойке. И со ста метров, даже не видя лица, можно понять, что это именно Цой, а не другой музыкант. Знаю, что мой макет понравился отцу Виктора Роберту Максимовичу. Он и указал на него членам комиссии. Позже Роберт Максимович несколько раз приезжал ко мне в мастерскую понаблюдать за работой.
- Какой Роберт Максимович в общении?
- Очень простой. Обычный пенсионер, любящий рыбалку. Ни словом, ни жестом не показывает, что он отец кумира миллионов. Говорит только, что корреспонденты его замучили. Каждую годовщину смерти донимают. Ещё Роберт Максимович надеется, что появление памятника отвлечёт народ от кладбища. Из-за постоянно тусующихся там фанатов Роберт Максимович даже не может приехать и спокойно постоять у могилы сына.
«Папа воплотил свою мечту через меня»
- Работа над монументом длилась 11 лет. Почему так долго?
- Бюрократические барьеры наложились и творческие сложности. Два года ушло только на утверждение места, где будет стоять памятник. Потом начались вопросы по согласованию варианта самого памятника. На тот период монумент Виктора был моим первым опытом большой скульптуры. Когда работаешь с малой формой, ты можешь целиком воспринять скульптуру, её пропорции и без труда определить, что поправить. При работе над памятником высотой в три метра я более двух лет привыкал к его масштабам. Вроде бы отойдёшь на расстояние - и сразу видишь изъяны скульптуры. Стоит подойти близко - перед глазами снова одна глина, и ничего непонятно. Так по крупицам я добирался до сути. Наконец, ещё два года ушло на поиски цельного камня для постамента. Он почти два метра в высоту. Мы решили поставить памятник повыше, чтобы Цой не стал аттракционом и по нему не лазили. Я вылетел из Петербурга за несколько дней до установки и ещё не видел, как он смотрится целиком. Знакомые пишут, что замечательно. Поеду на днях, сам удостоверюсь.
- Сегодня «Перемен» - это гимн митингов в Белоруссии. Цой всё так же актуален?
- Да, потому что вопрос внутренней свободы будет актуален всегда. На мой взгляд, Цой не про политику, не про свержение строя, а про перемены внутри человека. Во времена перестройки я слушал песни Виктора, хотя мне не было дела до политических изменений в стране. Зато его «встать и выйти из ряда вон» давало и даёт заряд преодолеть себя и совершить действие, на которое у тебя изначально не хватало сил или смелости.
- Вы ведь и по дереву работаете? «Мона Лиза», одна из самых известных композиций в парке «Лукоморье», - ваших рук дело.
- Да, друг пригласил поучаствовать в фестивале деревянных скульптур. Я решил: почему бы и нет? Принял участие в трёх фестивалях, и сегодня в «Лукоморье» можно отыскать три мои скульптуры. Но, честно сказать, дерево не мой материал. Непривычно с ним ладить. Наверное, нигде, кроме Савватеевки, я больше по дереву не работал.
- Среди ваших работ в соцсетях я видел целую серию скульптур боксёров. Вы увлекаетесь боксом?
- Увлёкся им лет пятнадцать назад, когда по «Первому каналу» каждое воскресенье показывали бои всемирно известных боксёров. Для меня как для скульптора одно удовольствие наблюдать за пластикой бойцов, за тем, как у них мышцы играют, когда они готовятся нанести удар. Я даже сам какое-то время в зал ходил, пока работал над Цоем. Тяжело заниматься одним и тем же делом изо дня в день на протяжении длительного времени, даже если это дело любимое. В боксе я нашёл отдушину. Страх получить травму обостряет эмоции, отрывает тебя от действительности. В эти минуты с тебя спадает груз ответственности и переживаний о том, что нужно сделать монумент, которого все ждут, а глаз замылился и работа не идёт. Мозг перезагружается, и ты приходишь в мастерскую со свежим взглядом.
- Первое, что вы сделали, вернувшись домой, отправились на могилу отца. Как думаете, он бы вами гордился?
- Да, могилка покосилась. Памятник поправлял. Папа и при жизни говорил, мол, я уже Питер покорил, хотя я ещё только учился в Академии и неизвестно, как судьба повернётся в городе, где половина жителей - художники. Но отец в меня твёрдо верил. Его не стало шесть лет назад, и он успел застать начало истории с Цоем. Думаю, он был горд. Папа ведь в молодости сам пытался поступать на архитектора в Новосибирске, но дедушка рано умер и нужно было кормить семью. Наверное, всю жизнь отработав слесарем, папа свою мечту воплотил через меня.
Максим ГОРБАЧЁВ